я проснулась
угол книжки впился в висок. я выпила чашку чаю и теперь опять смотрю карлссон.
дорогой дневник, с.к. ведь наверняка видел ее балеты, да? у него есть цитаты из карлссон. какие-то неявные. но несомненные. впрочем, наверное, они у всех есть.
дорогой дневник, я вот чего не могу понять.
я всю свою сознательную жизнь танцевала и мне гораздо проще было сказать все, что я хочу сказать, с помощью тела, без единого слова. это было очень важное ощущение, отсутсвие необходимости разговаривать.
а, может быть, это было что-то жалкое. потому что, когда с.к. заставлял нас говорить - просто какое-то слово, задающее ритм всему танцу, или, выйдя на авансцену, читать письмо татьяны к онегину, не разжимая губ, комкая и не выпуская слова изо рта, мне было ужасно трудно; у меня не было своих слов, не было своего голоса.
потом, когда и слова, и голос уже появились, у меня не было с.к., дорогой дневник.
я ничего этого не делаю. поступив в институт, я сходила пару раз на контактную импровизацию, на мастер-класс, правда по голосу и речи, к лене морозовой, но это все равно связано с телом, на занятия к наташе широковой, где йога и модерн, но потом у меня исчезало свободное время, все эти языки, все эти книги и мне было не до танцев.
это понимание своего дела пришло ко мне немножко раньше карлссон.
потом пришла карлссон и танцем семи или восьми или девяти женщин все это подтвердила.
и все это не языки, и не время, и не книги,
это просто жалость к самой себе. потому что там восторг он всегда вперемешку с усталостью и опустошенностью.
это просто отсутствие с.к.