щёки, блеск струй, немота.
он ложится, хотя лежать в общественных местах запрещено, и закрывает глаза. он красивый, как римлянин, с девичьими губами, льнущий к земле, раскинувший руки - ладонь, манипулировать, не испытывая стыда, скольжение кисточки по влажной бумаге.
в библиотечной книжке вульф, на тридцатой странице "на маяк" кричат карандашные буквы неумелого читателя О чем это все!! и написавшего хочу исхлестать по щекам, хотя, конечно, так не делают хорошие девочки; идешь вокруг памятника, не отрывая глаз от тяжелых, позеленевших складок плаща; алхас дарит газданова, потому что никак больше не сделать, чтоб я его прочла; я мало чувствую; трогать свое отражение пальцем, выключать лампы; двери лифта закрываются, отрезая нас с мьюзетт друг от друга; лес, военный поход, сонно покачиваться в седле; пахнет гнилью и липовой сладостью; он раскидывает руки широко так; однажды мы все, я излагаю свою теорию в подвале, где человек, который хотел фотографировать, снимает людей на паспорт; жизнь ускользает, белое тело погружается в воду; поэт кричит от ужаса, когда красота мира открывается ему; ты мне родная; так, чтобы охватить все - щеки, жизнь внутри кинопленки, запах свежего дерева и локоны стружек, звук рвущейся бумаги и мраморную крошку вместо пальцев статуи, он обнимает себя самого, он смеется; поезд приходит ранним вечером, город уже оделся блеклой синевой; он смеется, руками и грудью, красивый как римлянин, льнущий к земле.