дневник, дорогой
мы бежали. через улицы, под бой барабанов на бульваре, от зеленого до зеленого, заливаемые ночным светом, глотающие собственный хохот, и здания нам валились навстречу. мы вышли из Театра, из которого не хочется уходить. черный бархат кулис, зеленый зал, разубранная жемчугом люстра. там сзади беседует с каким-то мужчиной сам левинский.
(только не целуй меня, пока я жую)
и спектакль начинается.
актеры рядом со своими персонажами, а иногда отходят на шаг.
все в масках, которые нет нужды одевать по-настоящему, которыми можно поменяться, потому что главное - это истории, которые они все вместе рассказывают.
актеры немолоды и красивы усталой благородной красотой.
они очень спокойны. они прислушиваются.
пустота помноженная на пустоту.
беззвучие говорит нашему слуху не меньше слова. и никогда не станет полным. скрипнет половица. пошатнется деревянный куб. едва слышно сквозняк коснется кулисы, тронет жемчужную нить медленно гаснущей люстры.
даже когда "мало что осталось рассказывать" мы все равно продолжаем ждать.
пустота как чаша с водой. которая так тиха, так неподвижна, без бликов, что становится невидимой, и замечаешь ее лишь когда чаша, столешница или земля вздрагивают она переливается через край.
теперь мы с и.м. говорим по телефону о самойлове, и о денисе, который самойлова читает, и и.м. гооврит, что денис "поцелованный", и я решаю, расстаться ли мне в пятницу со своим наваждением ради "брега утопии" или опять кинуться в "около" и пропустить все на свете.