Осталось две контрольные, скорее всего ничего не зачтут, кроме средних веков.
Мучимая, я сплю без снов, мою голову сверлят с двух сторон; с вспухшими губами, веками, венами, я смотрю в потолок.
Зерно, из которого выросло мое тело,
было посеяно грубыми пальцами
в черную землю, в мягую сладкую землю,
и пошел дождь.
Деревья очень просты, их корни уходят в небо, африканские люди больны, но рисуют картины. Где корни деревьев уходят в небо. Картины. А в кронах запутались люди. Кто-то зацепился жесткими кудряшками и висит, размахивая руками. Корни. В небо. Ага?
На горбатой улице мы смеялись до тех пор, пока моя сестра не треснулась головой о ножку стула, и стул сломался, а из карманов сыпались стеклянные шарики
и висок, или в ухо, или изнутри что-то лезет.
Это мимолетное. Все кончится.
Ходила на "Повелителя мух". Видно, судьба мне.
Нет. Нет! Так не должно быть. У Ральфа, по крайней мере в начале, нет такого удивленно-глупого лица, и уж он, конечно, не говорит так, будто читает какие-нибудь постановления на партсобрании. Хрюша не кривляется, чтоб насмешить публику. Близнецы не истеричные. Нет. И нет. И нет. Зато был оч. хороший Мальчик. Он боялся Зверя. Он стоял и мелко перебирал пальцами одной руки воздух. И все. И еще Персиваль. Просто текучая вода какая-то, глаз не оторвать.
Только давно я не возвращалась из театра такая грустная. Обязательно нужно посмотреть другой состав.
И скоро все-таки кончится. Будет 15 ноября; я снова буду переводить книжку; голова перестанет болеть; глаза смогут видеть нормально; о, так бывает; вечно липкие пальцы; скверно, все скверно.
Мучимая, я завтра доделаю все дела. Легко.