[Paulinne]

в окрестностях венеции нет таких громадных, сплетающихся кронами лесов, где можно плавать в оранжевых резиновых моторках по узким и мелким каналам, меж толстых, подгнивающих стволов. в воде, полной палых листьев, тянущей со дна слепые слабые водоросли. где от ржавчины перила костлявых мостов, по которым пройдут только акробаты, чернеют уже на следующий после подлатки день. где молодая женщина, которой все надоело, царапает плечи о синюю дверь своей лачуги, где мальчик, чтобы развлечь и завлечь путников, выгибается, как может, и признается, что хочет работать в цирке, - в том самом цирке, откуда мы, в резиновых сапогах; на своей вертлявой лодчонке мчимся за странной старухой в розовой пелерине и с кружевным зонтиком. видны ее длинные, седые, собранные и подвязанные волосы, она не оборачивается, медленно и стремительно мы рассекаем эти темные, масляные, зеленоватые воды. на носу каждой лодки кольцо, за которое крепится веревка на крюку, - и целые связки такиех полуигрушечных лодчонок самых разных цветов качаются на привязи у пристаней, совсем не венецианских, из потемневшего от дождя дерева. пробираясь в лагуну, мы расталкиваем их, пустых и ничейных, я смотрю на свои ноги в джинсах и резиновых сапогах, сидя на корме или на носу, это еще город, но скоро мы свернем, перевернемся и останется только лес и тоннели, которые может открыть только привратник, и сам он, седой бородатый старик исполинского роста, и его дочь, и его кудрявый внук, и тяжелый, сероватый воздух, в котором чувствуются сгущающиеся болезни, и тихая, незаметная смерть в темноте - просто от сырости, и давно уплывшая цирковая старуха. и солнце, которое угадывается за дожденосными тучами, и плавная повторяемость темных складок. и теплая, острая, глубокая боль, которая становится все ощутимее, по мере того, как наклоняешься над водой, по мере того, как всплываешь. нет такой венеции, какая мне снилась, и это к лучшему.