/in aqua scribere/
Иногда хватает сдержанности смолчать, и много позже колени подкашиваются от слабости и облегчения, что удалось не вскочить, не закричать, выставляя себя – всем, что удалось выжечь себя изнутри несказанными словами, хоть и больно было, да; неважно, что пришлось вытерпеть, не важно, что кожа вот-вот пойдет трещинами, и из них польется тягучая оранжево-багровая лава спрятанных, вывернутых наизнанку чувств.

Да, и бессмыслица рваных взвизгов взахлеб, сутолока всхлипов в горле и печальные птицы, свившие гнездо в моих волосах, - как же хорошо, что этого ничего не было, хоть и было,

и не мне сейчас падать наземь и кататься диким клубком, выставив когти на всякий случай…

Я прихожу, пью что-то холодное, похожее на чай, включив Дж. Джоплин и)

... сегодня я видела его во сне. Я впервые видела его во сне. Он пробыл совсем недолго, а потом стал спящей черной кошкой и я била стекла кулаками: они не разбивались, но руки были в крови.

И странно так метаться от боли - от его исчезновения, - ведь он даже не человек, даже и не выглядит как человек,

детка, что за вздор,

я... впервые видела его, я касалась его и я проснулась от боли, конечно, крови не было, только виски изборождены ногтями и некуда падать, нечем дышать, это не слезы и не крики,

это безграничная усталость и снова пустопустопусто,

катарсис во сне,

пусть это будет не в последний раз...