/in aqua scribere/
я это гребень волны, которая зародилась у самого дна, я это пена, которая видна на поверхности. мне кажется, я не одна. они жили терпеливо, упорно, на их лицах ни ожидания, ни радости; это я говорю – мир несет меня, большие ласковые руки, танец-кружение, нежность, сон; это я говорю, и не знаю им счета, и не знаю их имен. это я говорю, тяжелая чужой памятью, - мы держимся за руки, нас не связывает ничего, кроме крови, речного берега, болезненных сорных тайн. мне кажется, я не одна. больше двадцати лет, больше пятидесяти лет, больше тысячи лет, все умирали, все забывали, память наполняет меня воздухом, я живая - так пахнет земля, парниковое тепло, влажное дерево, крупный песок. дом оседает назад, валится с берега всеми тремя окошками вниз, анна волочет санки по снегу и некому глядеть ей вслед. лицо внезапно состарившейся девочки, которая не успела испугаться, она привыкла терпеть день за днем и внимательно вглядывалась в каждого встречного, гадая, что принесет ей эта встреча. две цепочки следов на снегу, скрестившиеся, округлившиеся, заметенные уже к полудню – вот что оставляла она после себя. анна без прошлого, анна без улыбки, анна без могилы - она лежала там на снегу, как срубленное дерево, брошенное оцепеневшими от злобы и усталости лесорубами, которые повалились здесь же, но она лежала одна, на снегу, обманутая, переставшая бояться, и тонкие ее ноги все глубже погружались в снег. она тонула, ее никогда не отыскали. санки, бидоны, плетеная корзина с яйцами – все пропало, следы полозьев замело, следы копыт, она слышала как похрустывают ветви над ее головой, ресницы правого глаза процарапывали бороздки в мягком свежем снегу, и бесцветная прядь волос выбилась из-под платка – платок ей оставили. мне кажется, я не одна. каждый ведет за собой вереницу призраков, и не может их спрятать.