17:55

/in aqua scribere/
мне кажется весь день, что у моих туфель отваливаются каблуки. на сумку садятся снежинки. на книжки садятся снежинки. и впитываются.

я иду и рукава мои влажны.

я совершенно не умею проникать вглубь и видеть суть. ну, к примеру, вот хотя бы "Лоренцаччо".

Я сижу на первом ряду, сентиментально шмыгая носом, и прежде всего думаю о том, как исполнитель роли Лоренцо действительно похож на представителя династии Медичи; взять хотя бы вот, Джулиано Медичи (Боттичелли его рисовал), - его лицо, весь облик. Тот же чуть тяжеловатый, но при этом тонкий нос, черные, всклокоченные, пышные, какие-то буйные волосы, бледность, глаза длинные, прикрытые усталыми, чуть вспухшими века; вот он застывает - и получается портрет, величественный (он Медичи!) и утомленный; а в лице, т.е. на лице его - печать. Печать порока, каинова печать.



От формы - к содержанию?

сколько пафоса, блин.

сегодня первое декабря. я ношу платье, разрисованное цветами.

щеки мои холодны, плечи мои резки, руки мои впитали в себя много снежинок - напились.

устали, легли спать.


00:32

/in aqua scribere/
Каждому, каждой, всем - по невесомой бабочке.

Мягкое медовое солнце за окном, к нам в Лит приходил сегодня Вячеслав Зайцев и читал свои стихи. Студенты тихо вставали и уходили.

Тихий малолюдный мир, мыслями я все время где-то рядом, но мимо, вот бы, вот бы... Иду вперед с пустыми руками.

Какова бы ни была форма, всегда можно отличить истинное от видимости, от умствования и игры, которая затевается от скуки, и производит мертвые тела.



Вечером сегодня у меня был "Лоренцаччо".

...Они ожили!

Я не знаю, почему, но по сравнению с прошлым разом - теперь все фигурки в кукольном театре ожили. Стали больше своих красивых костюмов и масок, стали больше своего движения и своих заученных слов.

Там есть прекрасный художник с его детской восторженностью и убежденностью, заявляющий о своей матери, о своей Флоренции, чью землю прокляли изгнанники. И Лоренцо, Лоренцо, насмешливо говорящий ему: - Ты или хромой, или сумасшедший!

Вы следили, вы вглядывались в лицо Лоренцо?

В нем - все.

Вы видели эту изящную и совершеннейшую ложь в лицо врагу и то, как перехватывает у него дыхание, как только он остается один. Как мечется он, как мучится, как не подпускает к себе никого. Все его искривленные черты, его смятение, его "маленькое тощее тело". Одиночество - удел сильного человека.

Но сильными ведь становятся те, кому не остается иного.

Сильными люди становятся вынужденно.

Я очнулся от моих грез, вот и все.



Все еще пронизана электричеством.

что ж это делается.

/in aqua scribere/
как раз, когда на улицах стали появляться унылые палые листья, в городе взорвалась какая-то труба и город остался без воды. "не мыться!" - возликовали мы с соседскими детьми, и отправились на бульвар качаться на качелях.

рядом, конечно, облизывало белых тюленьих туристов море, мы были все в соли, босые и радостные, слухи о трубе расползлись и вскоре во дворах заговорили о том, что мы вообще останемся без пресной воды.

невысокий старик с белой кудрявой шевелюрой, хозяин дома, где я ютилась, оглядел весь бульвар. мы с ним встретились взглядами: я висела вниз головой, он скрипел калиткой. потом вкрадчиво взял меня за руку повыше локтя, поманил своего внука, вручил нам пластиковые емкости для воды и повел за собой.

вообще-то он держал маленькую гостиницу, но остальные постояльцы, конечно, не были званы на колодец с пластиковыми бутылками в обеих руках: они сидели себе на балконах, курили и ужинали, любовались на черепичные крыши, сползающие по склону к морю, а мы втроем вежливо стучались, объясняли ситуацию и оставляли им ценную воду. уж не знаю, почему я жила у этих людей, не как бледнокожий чужестранный турист, а как двухнедельная внучка. зато мы все вместе ужинали во дворе гостиницы, вместо тюленьего пляжного отдыха я бегала в магазин и по поручениям, вела послеобеденные беседы с хозяйскими подругами: седовласыми женщинами в платьях, одна из которых была химиком, а другая - председательницей клуба пенсионеров, который был распущен на лето; по вечерам ловила толстых бабочек вместе с соседскими детьми, носилась босиком по бульвару и выучила крошечную двухстрочную песенку про зайца, чтоб петь её одной совсем уж маленькой и робкой детке. утром поднималась так, чтобы успеть встретить велосипедиста, который продавал веники, и своего соседа, который уходил встречать рассвет вместе с книжкой Станиславского о работе актера над собой.

и все было: кипарисы, черепица, скалы, где ныряла и спала, совершенная пустошь, дикий ветер, и тени чаек росчерком по земле, и тяжелая сладость взглядов из-под очков на то, как люди едят, как люди спят, как люди болеют, и мелкий песок, и ни одного дождя.





***

я никак не образовывалась и ничего не узнала. я только пекла кексы, чувствовала себя сиротой и подолгу сидела на улицах, вытянув ноги.

21:06

/in aqua scribere/
отдышаться перед грозой, перед приливом, перед темнотой - волнами накатывает боязнь заросшего горла. белые игольчатые шары распускаются в крови на последних страницах - смерти нет, не было и не будет, не будет, смерти нет, не было и не будет, не будет; ее забыли написать, и герои остались жить друг в друге.

правда создается чьими-то руками.

окна затягиваются синим, тусклых ламп не хватает, чтоб осветить все впадины лиц, у меня в голове пахнет клубникой и кофе.

сумерки отяжелели, мне нравится смотреть на спящих людей, иногда я склоняюсь над ними, они никогда не просыпаются.

как быть, куда - к? в? или - от себя и как можно дальше?

хочу расплатиться со всеми, кому я что-то должна, и предаться безмятежному унынию праздных.



И даже мелкий тот песок на побережье,

Где будешь много, много дней брести,

С моей тоскою может ли сравниться?


Каса

22:22

/in aqua scribere/
у меня нет ни одного кораблика.

у вас нет таких кистей для фотошопа? корабликов...



у меня есть гвоздики в кувшине, нежнобумажное письмо и сворованные жесты.

вот уже полгода я - никому, ничего, только себе, только полушепотом, резким почерком, а потом - р-раз, "Вишневый Сад", и мир сдвинулся, я поняла, что нужно спешить.

говоришь по-французски - и у тебя изо рта летят бабочки.

говоришь по-английски - и как будто ешь яблоко.

говоришь по-болгарски - и это камушки в ручье.

говоришь по-японски - и как будто...

да ладно, когда это я говорила по-японски.


21:14

/in aqua scribere/
Я растерла в порошок сухие нарциссовые лепестки, дочитала "Ад", и вдохновленная, кинула на сковородку сырники, придавив их лопаткой. шипело масло, прыгали бесы, пахло бананом. снега все нет. снег! маленькие кубинцы неспешно пишут свои рассказы. моя куба желтая, кожаная и рисово-фасолевая. мои кубинцы босоноги, редкозубы и в шляпах. мой маленький бес вгрызается в меня справа, и никакой крови нет.



***

Вторая половина дня была посвящена РАМТу. приходила режиссер Долгина, Елена Михайловна, говорила о себе и чаровала, приходили ее ученики, вспоминали смешные вещи об учебе, давали посмотреть фотографии - водевиль 91 года. сначала пришли Вера Зотова и Наталья Чернявская, потом пришел артист Роман и сказал, оправдываясь:

- я от стоматолога просто, а так обычно я разговорчивый.

и потом всюду вставлял свое слово, такой весь раскаленный. еще одного такого артиста я знаю у нас в лите, он носит ковбойскую шляпу, огромную гриву кудряшек и лицо льва; как-то на семинаре он говорил, что испытал сострадание и умиление, вскочил, взмахнул рукой, прочел нам 88 сонет шекспира, хотя не будем углубляться. потом пришел артист Евгений Редько, был какой-то странно невысокий, громогласный, все метко шутил:

Ирма Михайловна задавала шаблонные вопросы: - вот что вам дала Е.М. как педагог, что вы у нее взяли, как вообще, да, расскажите про дипломный спектакль, как вы над ним работали.

- о, - говорила Елена Михайловна, - о, это трудно.

- Да, - энергично отвечал Редько, - о, да, это трудно, дальше, пожалуйста.

Не знаю, как у остальной части аудитории, которая, конечно, была в основном женской, а у меня этот артист вызвал единственное, уж-жасное, раздирающее желание: быть им.

наконец-то поняла, как это.

Потом пришли еще два каких-то артиста, помолчали, посидели, а потом все зааплодировали и разошлись.

конечно, между артистами были разговоры, самое важное и интересное были разговоры.



***

КОгда я ехала в РАМТ, в вагон ввалились дети в камуфляже и принялись гнусаво играть на губной гармошке, и вагону стало уютно.

Очередь в кассу была девочкой, жующей шоколадку и глядящей откуда-то из-под козырька и волос. Вообще, РАМТ это очень полезно, я нигде не вижу столько любопытных модных девочек и нигде больше не слышу их деловитых голосов.





***

Так выходные выветрились и не оставили после себя никакого запаха.


19:35

/in aqua scribere/
соседи в ссоре.

ночью на площадку летели книги, вилки, одинокие ботинки, мужской ремень для брюк, ключи и костыль(!). Свидетели притаились за дверями и, затая дыхания, вслушивались, готовые при первом затишье выползти на охоту, благо было чем поживиться. Однако ссорящаяся квартира была не дура и довольно скоро втянула все исторгнутое обратно: только книжки почему-то не стала, и они до утра провалялись около лифтов. Свидители высунули носы, книгами не прельстились, всунулись обратно, а я выкралась тихо, посмотрела и утащила себя книжку Кубинские рассказы ХХ века; остальные были типа Настольная книга атеиста.

какие люди встают в воскресенье в шесть утра? куда они едут. что их гложет.

мне снился развороченный, раскопанный тверской бульвар, по которому мы шли с барышней кружевной и шерстяной, говоря о "нельзя", а на бульваре жили стаи вонючих бомжей, которые заманивали таких зевак и потом сбрасывали трупы в эти траншеи. что было до момента сбрасывания мне не приснилось, бомжи были с наркотическими глазами и разбудили меня изнутри.

это сказывается гиляровский и то, что в лите меняют трубы: там двухметровые в глубину траншеи, из которых торчат оранжевые каски рабочих.

мне нравятся мои соседи.




17:59

/in aqua scribere/
это огромное соленое озеро: улеглось в долине и заволновалось всеми своими гребнями, облизнуло пальцы и оставило их алыми, подобралось, выдавило из себя весь воздух, стянулось в точку и со вздохом лопнуло.

было оно сначало в километр глубиной, потом приподнималось: по макушку, по шею, по пояс, по локоть.

а потом стало тихим прозрачным шаром из точки,

и лопнуло.



***

вчера Раневская в театре была так невыносимо, так тонко и нежно похожа на О.Ф. как это было все, как это все было, грозовой ветер и, например, маленькая эйфелева башня, и узкие полудетские лодыжки, и какие-то изнутри влажные пальцы, и нежность безо всяких диминутивов, и из-лучение,

и это ты говорил?

это он говорил?

это я говорила.



***

все-таки надо про "дневник грязной евы".

все, что нельзя оправдать дневниковостью, написано омерзительно. доктор-мужчина абсолютно комичен, потому что на самом деле это женщина. конец тоже смешной: в тексте, написано, особые фразочки, поэтому вы теперь закодированы, вы теперь мыслите как ева, вы - ева.

поздравляю вас.

вот диагноз.

теперь, очевидно, закодированная, я стану одержимой, буду искать любви, буду менять и меняться, буду буду

но ладно, на самом деле мне понравилось.

и это был трамплин. который выбрасывает вас в космос.

мало ли что с телом.

космос.

это интересно. главное не поворачивать на полпути, если вдруг испугаешься. это всегда интересно.

10:14

/in aqua scribere/
женщина с грубым голосом просит закрыть за собою дверь и остается одна маленьком классе, чтоб плакать те три минуты, пока не придут на занятия следующие студенты.

там на стене висит мой портрет, нарисованный каким-то французом. там отчаянный русский акцент, заклеенные окна и перегоревшие лампочки.

я даже и не верю, что все это с кем-то может быть, что вот сосновый пол, мансардные окна, тихий запах вишнни и можжевельника из рукавов, йодистые всклики откуда-то снизу, пыльные ноги и распяленное для просушки белье, еще клевки моря в левую щеку и в шею, шершавые аллеи, замерший холодный бульвар, что это может быть просто, что это может быть, что для этого нужно всего-то - сесть в поезд;

так просто не бывает;

чуда так просто не может быть;

чтобы купив билет на поезд, купить себе все вот это, полное отсутствие в настоящем реальнее, реальнее, и потому существует.

а у кого-то существует что-то другое.

18:48

/in aqua scribere/
сегодня в центре грязно и провинциально, я купила цветов и провалила контрольную по исторической грамматике, вгляделась в широкие блестящие губы, нашла их смутно знакомыми, прослушала очередную увлекательнейшую историю однокурсницы н. про ее котов два раза, рассказала водителю про волшебные таблетки от смерти, два раза прокатилась вокруг дома на чужом велосипеде, получила пять писем, одно из которых катастрофа, посадила себе на голову бабочку и дочитала гари.

только вот все грязно и провинциально.

мы застоялись.

нужен удар.

17:10

/in aqua scribere/
мне страшно

вот, я пишу очередность фаз и конспекты зеленой пастой, покусывая губы, вот, ем помело и рисовый салат, вот, завернутая в широчайший малиново-голубой платок, вот я с головой в словарях и учебниках, вот я, танцую в супермаркете, переставляя коробочки чая и шоколада с места на место, вот я, бегу в кедах по снегу, вот, с охапкой цветов и глиняным горшком, вот я, еду зевающая и со сна еще теплая, одурманенная, на эскалаторе, вот я, слушая стих Данте на итальянском, прижавшись щекой и локтем к разлинованному листу, вдруг грохаюсь в обморок от тоски:

море и солнце, море и солнце, море и солнце,

солнце

солнце



всего полчаса, еще полчаса лекции, а у меня идеальный порядок в доме, новый ковер и искусно уползающий в шкаф после каждой прогулки шарфик.

... я всю свою жизнь мечтала о пластиковых окнах...

... поможет даже в самых безвыходных ситуациях...

... с тех пор как я стал носить этот пояс...

... позвоните прямо сейчас...

... ведь вы этого достойны...

В платке и шлепанцах, я выхожу на серый балкон, пью серый, сужающий ноздри воздух, смотрю, как пунктирно обозначает свой полукруг самолет, идущий на посадку, потом все, вплоть до соседнего дома, заглатывает туман, и я тогда

почитаю Божественную комедию, потушу лампу, поцелую на ночь свой померанец и забудусь сном.

пусть мне приснится, насколько круты чужие лестницы.

каждый день - это первый день

мне страшно

и не нужно спрашивать "зачем?", говорить "не думай! оглянись вокруг! до этого еще далеко!", вливать в себя алкоголь или рыдать

это нужно пережить

нужно узнать

в чем разница - последующий или предыдущий

ведь неужели девочка с моей фамилией знала, что умрет в тринадцать лет, когда столкнуться два самолета

ни один человек не может спрашивать у другого: зачем. все. это. если.




20:50

/in aqua scribere/
когда во дворе стреляют из хлопушек, я кидаюсь грудью на стол, зажимая уши.

я проснулась в три ночи, подумала "господи, неужели так умирают" и потом четыре часа была один на один с болезнью; ее напоили, ее залили, она рвалась наружу, у меня поднялась температура и заныли руки, я начала бояться, что никогда не смогу спать и есть, потом раздвинула шторы и начала смотреть, как из фиолетового мир становится тускло-серым, потом открыла окно и гладилась о ветер.

куда ни посмотри, везде подсказки и совпадения.

е.м. снаружи и внутри "дневника грязной евы", там же

как оказалось?

это:

they told me the road i took

would lead me to the Ocean of Death;

and from halfway along i turned back.

and ever since all the paths i have roamed

were entangled, and crooked, and forsaken.



никто не обманется.

конец ноября.

19:59

/in aqua scribere/
завтра не будет французского, и значит сегодня у меня целый свободный вечер.

целый. свободный. вечер.

мой.

о, как счастлива.

не горячит раскаленная лампа левую щеку, не ноет спина, не болит голова, не немеют пальцы - я просто, тихо и молча, лежу, закинув ноги на спинку кресла и редко моргаю.

ничего не болит. ничего не нужно.

и завтра тоже - никуда не нужно.

как хорошо.

как это хорошо.



***

а еще мне кажется, что должны быть - "тигры", женского рода; соответственно - ходить с тигрой, как у гиляровского, охотится на тигру.

какое-то оно особенно приятное становится.



и еще я готова поспорить, что каждое утро, когда я вхожу в метро, из-за угла слышится охрипший аккордеон и играет он вальсы, вальсы, вальсы.

/in aqua scribere/
как зовут - вас?

19:39

/in aqua scribere/
скупо и пыльно освещенные драпировки

надеть цветастые туфли и им-мпровизировать

плавно плавно

как в нитях молока.



***

сегодня все скучны.

смерть выходит из зеркала



***


19:15

/in aqua scribere/
укладываю Рубинштейна внутри себя



17.

Можно любое чувство, например, настороженности, довести до размеров прямо-таки космических;



64.

Можно вдруг заявить во всеуслышанье то, что не решишься рассказать и по секрету;



13.

Следующая надпись гласит: "Прохожий. Остановись. Попробуй придумать что-нибудь другое, лучше этого".



14.

Здесь мы читаем: "Прохожий. Рано или поздно - сам понимаешь... Так что - сам понимаешь".



15.

Здесь написано: "Прохожий. Учти - ты можешь так ничего и не понять".



1.

Здесь все начинается.

Начало всему - здесь.

Однако пойдем дальше.



47.

Сцена: Ночь на даче. Хрипло в отдалении гудят поезда.

Очень холодно.



48.

Другая сцена: Разгар лета.

За сценой - песня деревенских девушек.



27.

Запутался, совсем запутался.



14.

Мне приснились погруженные в глубокую задумчивость деревья старинного парка. По его тенистой аллее навстречу мне двигалась одинокая фигура. Я еще издали заметил ее и почти сразу догадался, кто это. Да и вы, наверное, догадались...



35.

Мне снилось, будто б сон приносит облегченье, но что-то и уносит навсегда. И я проснулся...



19.

Вы проходите - я сейчас.



37.

Ты хоть бы форточку открыл.



68.

Душа не может умереть!



69.

Как быстро стали отпускать.



87.

Двенадцать? За ночь? Брось болтать.



94.

Я этого не говорил.



27.

Глеб Вышинский приносил мышь.



82.

В тот день все было, как обычно.



14.

Раннее утро. Небольшой монолог. Буквально полторы-две минуты...



65.

Исчезаешь куда-то, затем возникаешь нежданно-незванно -



37.

Мне приснилось, будто бы пересказывать сны, которых не помнишь - тоже занятие.

Проснувшись, я подумал: "А что?"





никак не укладывается




21:24

by MARE

/in aqua scribere/
21:02

/in aqua scribere/
головную боль свою я грею во впадинах подушки, укачиваю, выглаживаю, топлю, тсс, ложись спать, милая, хоть на час раньше меня, а я пока, а я пока, без тебя я - во-от какая.

думаю, думаю, думаю - одними местоимениями, безудержно, шквально - одними местоимениями, но что об этом говорить.



сегодня отыскала себе две важные книжки:

Alchemy & Mysticism

The Hermetic Cabinet

(гравюры, миниатюры, ах! ах! - не наглядеться, а без комментариев и вовсе не понять)

и вторую, тоже про алхимиков, со всякими бытовыми подробностями.

в остальном же - сушь.

завтра - "МиМ". послезавтра - среда. в четверг - В.А.



все происходит прямо сейчас.

это не черновик.

20:11

/in aqua scribere/
мне досталась не зудящая з, не муарово-синяя м, ни зеленая с привкусом гнили и, а

кровяная, каменная к.



вот слова на к, которые я люблю.



ключи - без дверей, здесь же будут - приключаться и уключины

кальцинация - процесс

казаться - я вам, вы мне

колосники - колос, но в театре)

клевер - и заходящее солнце между цветами

клецки - цк, цк, загадочно

Касталия - несомненно

конский волос - белый, для смычка

киноварь - сначала слово, потом цвет

книга - всякая

кот - (ты ж кит!*)

кресло - забираться с ногами

капрон - тонок

корица - не жалейте. (Мускатный Орех и Корица, у Мураками было как-то так).

Крит - Кносский дворец. лабиринт. белый и синий.

кокаин - как символ.

кокосовый - запах в первую очередь.



и еще сосны, потому что к у меня сосновая, и еще вензелевая, и еще усатая

и на этом закончим с играми в алфавит.










19:55

/in aqua scribere/
говорите.



говорите мне что-нибудь, долго и безжалостно, не просто, а правду. мне нужно.



необыкновенно красива была тогда вера. вся расцвеченная, малиновощекая, сверкающая, пламенеющая, вздрагивающая.

омерзительна себе казалась я. из ничего вставшее сопротивление, но никакого сближения.

мы чужие. давайте соприкасаться как можно меньше.



вот так все и оказывается не тем, чем виделось.



о, один человек сказал мне: ты - писательница.

он не смеялся, он не шутил, он сказал: да, ты - она, и я встала, чтоб подчеркнуть значимость этой фразы.

после этого я уже никогда ему не верила.



Он сказал: Я опасаюсь называть себя писателем.

В отчаянии.

Нет никаких чувств, я руководствуюсь чувством долга.

Но детка.



Вам плохо? Вы можете разговаривать?

Тихо, тихо.



Ракета.

Ракета ходила в Красный Яр каждые три часа.



Вам даже кричать нельзя.

Утром я делаю так, как учил черный человек хромую Аштруд в необычайной Португалии, на берегу океана.

Я учусь у него.

Апокалиптическое настроение...

страшно.

... что Вас может не быть.