23:04

/in aqua scribere/
все это, конечно, важно, но с этим мы и сами как-нибудь разберемся.



пусть только владимир калмыков выздровеет.

23:01

/in aqua scribere/
длинные, густые, сырые дни; я чувствую себя иностранкой, праздной, одинокой; со вчерашнего дня даже зрачки пахнут яблоком и стали еще зеленее, когда перестала плакать - и нет, я была не единственная, кто плакал восьмого марта ночью в метро.

потом впервые появляются тени - слабые, четкие, нездешние; мир меняется для одинокого человека; "спасибо, миленький, спасибо, мой хороший", сказали две угрюмые, располневшие, сонные, всего навидавшиеся женщины, когда прямо перед закрытием е.н. дал им по мандаринке; а когда наступила полночь официантка в "гинотаки" подошла поздравить нас; тихая ночь, молочные отблески на воде, желание уехать сейчас же, немедленно, несомненно; белое вино и то, о чем никогда никому не расскажешь.

у нас с "миром искусства" неделя иоселиани; я не знаю никого более доброго, нежного и безжалостного, чем он.

21:56

/in aqua scribere/
оставляешь следы в чужих жизнях, сегодня, завтра, предчувствием сладкого воспоминания через пять или двадцать с половиною лет. невозможность поддаваться боли, страданиям. мерзлый хруст, крепкая рука, тяжелый свитер. зажги лампочку, милый. дай посмотреть на тебя.

смотри.

23:22

/in aqua scribere/
день пресыщения.

пищей, водой, звуками, движениями, собою.

мне хочется повернуться лицом к стене. ненадолго.


00:09

/in aqua scribere/
ну хорошо



вот здесь и сейчас мне больно



а вот здесь и сейчас нет

08:32

/in aqua scribere/
вариации



к., дорогая

твое письмо настигло меня ровно в тот вечер, когда я возвратилась из театра, праздничная, в чайно-ромовом тумане, переполненная строчками, вся добрая и ласковая, и ото всего пробудившаяся.

мы читали стихи при свечах в маленьком зале, неподалеку от сцены, где шел спектакль "повелитель мух" голдинга и там были крики;

у нас все было прекрасно, с нами был денис - и больше всего, конечно, читал он;

и быть открытой и переживать это будто с последней строчкой оборвется твоя жизнь

было, знаешь, сладко;

потом метро, я слушаю свою любимую актрису в плеере и закрываю глаза - мир пропадает на семьдесят процентов, остается звук ее голоса - "видимость жизни - это и есть моя жизнь. москва. это город бессмертных" - и темнота, и теплота ото всех этих стихов и улыбок, я просто проваливаюсь в космос

вагон покачивается,

ветер свистит в туннелях,

и тут

он кладет руку мне на колено,

кладет свою ладонь мне на колено,

властно. и вопросительно.

свою тяжелую ладонь.

нет, не принц.

в инвалидной коляске,

тот, кто просит милостыню,

ночью, знаешь, в вагонах метро.

он кладет свою ладонь на мое колено и мир из огромной темноты сужается в точку - там, где он ко мне прикасается.

"ноги убрала", - говорит он.

так завершается мой вечер поэзии.



в москве весна и солнце, бьющее прямо в голову, - если ты юн или влюблен или просто счастлив, то тебе от него никуда не деться, шелковистый алеющий свет на асфальте - хоть руками черпай.

23:17

/in aqua scribere/
гаспаров - пишет кому-то письмо

(про то, как там в италии, в пизе):



"небо синее, трава зеленая, а собор белый. у него купол, как голубая лысина, а рядом на земле стоит другой купол, побольше и попышней, как будто собор снял шапку от жары..."

22:48

/in aqua scribere/
еще два стихотворения самойлова



"грачи прилетели"



Стояли они у картины:

Саврасов. "Грачи прилетели".

Там было простое, родное.

Никак уходить не хотели.



Случайно разговорились,

Поскольку случилась причина.

-- Саврасов. "Грачи прилетели" -

Хорошая это картина.--



Мужчина был плохо одетый.

Видать, одинокий. Из пьющих.

Она -- из не больно красивых

И личного счастья не ждущих.



Ее проводил он до дома.

На улице было морозно.

Она бы его пригласила,

Но в комнате хаос, и поздно.



Он сам напросился к ней в гости

Во вторник на чашечку чаю.

-- У нас с вами общие вкусы

В картинах, как я замечаю...



Два дня она драила, терла

Свой угол для скромного пира.

Пошла, на последние деньги

Сиреневый тортик купила.



Под вечер осталось одеться,

А также открытку повесить --

"Грачи прилетели". Оделась.

Семь, восемь. И девять. И десять.



Семь, восемь. И девять. И десять.

Поглядывала из-за шторки.

Всплакнула. И полюбовалась

Коричневой розой на торте.



Себя она не пожалела.

А про неудавшийся ужин

Подумала: "Бедненький тортик,

Ведь вот никому ты не нужен!.."



"Наверно, забыл. Или занят.

Известное дело -- мужчина..."

А все же "Грачи прилетели" --

Хорошая очень картина.







***



ВЫЕЗД

Помню -- папа еще молодой.

Помню выезд, какие-то сборы.

И извозчик -- лихой, завитой.

Конь, пролетка, и кнут, и рессоры.



А в Москве -- допотопный трамвай,

Где прицепом старинная конка.

А над Екатерининским -- грай.

Все впечаталось в память ребенка.



Помню -- мама еще молода,

Улыбается нашим соседям.

И куда-то мы едем. Куда?

Ах, куда-то, зачем-то мы едем!



А Москва высока и светла.

Суматоха Охотного ряда.

А потом -- купола, купола.

И мы едем, все едем куда-то.



Звонко цокает кованый конь

О булыжник в каком-то проезде.

Куполов угасает огонь,

Зажигаются свечи созвездий.



Папа молод. И мать молода.

Конь горяч. И пролетка крылата.

И мы едем, незнамо куда,--

Все мы едем и едем куда-то.


22:45

/in aqua scribere/
(мы пили чай в антресольном, я блистала чешуей, девочки, и.м., денис - все читали стихи; и вот денис прочел - а он читает так, что дух захватывает, даже если стихи страшные, он читает так, как будто бежит быстро, захлебываясь смехом и воздухом, а через четыре, через две, через одну строчку - взлетит, если бы стихотворение вот тут не закончилось. какое это счастье, вот так читать и вот так слушать)





Беатриче



Говорят, Беатриче была горожанка,

Некрасивая, толстая, злая.

Но упала любовь на сурового Данта,

Как на камень серьга золотая.



Он ее подобрал. И рассматривал долго,

И смотрел, и держал на ладони.

И забрал навсегда. И запел от восторга

О своей некрасивой мадонне.



А она, несмотря на свою неученость,

Вдруг расслышала в кухонном гаме

Тайный зов. И узнала свою обреченность.

И надела набор с жемчугами.



И, свою обреченность почувствовав скромно,

Хорошела, худела, бледнела,

Обрела розоватую матовость, словно

Мертвый жемчуг близ теплого тела.



Он же издали сетовал на безответность

И не знал, озаренный веками,

Каково было ей, обреченной на вечность,

Спорить в лавочках с зеленщиками.



В шумном доме орали драчливые дети,

Слуги бегали, хлопали двери.

Но они были двое. Не нужен был третий

Этой женщине и Алигьери.




22:36

/in aqua scribere/
очнись!



зазвени

закричииии



видимость жизни



несмеяна

21:25

/in aqua scribere/
пожалуйста, ну посоветуйте мне хороший спектакль

не могу больше сама выбирать

20:50

/in aqua scribere/
я сегодня опираюсь на эти имена - джотто, оден, стоппард - как на костыли.



взяла кино и книжек в италианской библиотеке:

читаю одена по-итальянски.

справа.

и на странице слева - по-английски.

жонглирование строчками, вспомнить, но чаще угадать итальянское слово и прочесть собственное стихотворение,

потом две секунды

и английский расставляет все на свои места.

но некоторые строчки все равно остаются без изменения.

l'amore non ha fine

mia cara



love has no ending



и потом еще прекраснее - как океан свернули и повесили сушится

а я буду любить тебя даже тогда.

01:40

/in aqua scribere/
душа выходит из берегов

где это она у тебя?

где это так колотится?


00:30

/in aqua scribere/
утром кофе, стирать чулки, плакать над завтраком. ветреная. смяла, разорвала фотографии.

вечером сонный зимний свет и колокольный звон, "самоубийца" полон радости, смехов проскользнувшим силуэтом, глупость, муратов на коленях остроугольной кошачьей тяжестью

и что-то темное сворачивается в груди.



я не могу писать тебе я не могу не писать тебе

не говори чужими словами.



включи свет.

руки унылых красавиц заняты.

сердца бездомны.

запри дверь.






20:57

/in aqua scribere/
в сакристии сан-лоренцо нельзя провести часа, не испыиывая все возрастающей душевной тревоги. печаль разлита здесь во всем и ходит волнами от стены к стене... имея перед глазами это откровение искусства, можно ли сомневаться в том, что печаль лежит в основе всех вещей, в основе каждой судьбы, в основе самой жизни... печаль микельанджело - это печаль пробуждения. каждая из его аллегорических фигур обращается к зрителю со вздохом: non mi destar (не смей меня будить)... на рассвете каждого дня есть минута, пронизывающая болью, тоской и рождающая тихий плач в сердце...



п. муратов. образы италии

19:07

/in aqua scribere/
что я пережила только что в ванной наедине со своим красивым отражением

господи.

19:05

/in aqua scribere/
не смей меня будить.



мне хватает пенок с моих снов, безо всяких двигателей сознания сердца мысли



я ношу бусы в ожидании того момента, когда нитка порвется и они рассыпятся, затанцуют по полу, закричат каждая о себе, перестав быть единым.

не выходи из комнаты.

ты не пишущая машинка, можешь не притворяться.



бабочка здесь речь идет о комбинаторике

бабочка реальность иного порядка



мы уже летели над затопленными площадями, мы уже летели, как на качелях, и никак не могли взлететь.



маша, как маленький тигр на задней парте, хнычет во сне. я в зеленом.

створки мира раздвигают руками. ладони белые, щекотно

ласкали и слушали, и мрамор запястий,

не соприкасающихся нежных уголков сердца,

из наготы и складок

в эту секунду

длинную, как нитка бус,

по словам поэта,

и состоит мир.

и в следующую тоже.



тени на коже, розы, скромные желтофиоли,

не бойся

не бойся

дыши!

17:33

/in aqua scribere/
.


21:25

/in aqua scribere/
воздушная глупость.

только пустая комната видит меня. безвременье, ямы нежности, просыпаюсь ради глотка кофе или воды и валюсь обратно. игры для себя самой.

голос поэта, шлюпки, баркасы и барки.

мы с машей ходили во французскую блинную. она стала такая внутренне сосредоточенная и прекрасная. такая белая, и если мы будем вдвоем, мы утопим друг друга. был снег. в прихожей театра.док, на цыпочках, чтоб не нарушить репетицию, мы разыгрывали четверстишие бродского. маша была кукольник и называла слова - моторные лодки,

непарная обувь,

ревностно,

моторные лодки, шлюпки, лица,

пилястры,

баркасы и барки, как,

пилястры

а я была марионетка и откликалась. потом маша писала стихотворение в темноте.

что идет снег, что толстое стекло витража, камыши, что я танцую, что маша вскрикивает, что каждую ночь мне снится, что это как будто заглядываешь в рыбу, а у рыбы званый вечер, что целовать коричневый живот чуточку выше ребристой отметинки джинсов, что я как планета в пустоте.




21:11

/in aqua scribere/
машинка машинка посещает палаццо медичи-риккарди