Нужно все делать по порядку, правильно, в нужном ритме:

Гесиод, Гомер, Сапфо и Шаламов - на завтрак,

латинские падежи и переводы - пока не стемнело,

литературные газеты, литературные журналы - приятного аппетита,

и только задернув шторы, воскурив благовония и отодвинув лампу в самый угол, можно открывать документы и бодро стучать по клавишам,

"Леди и Пианино", чтоб потом кто-то сказал: "Что за бред вообще?" и хохотнул в кулак,

да, так правильно, иначе все разлетится кусками острыми, иначе я свихнусь от собственного нервного смеха и укоряющего взгляда

(довели ребенка)

и пойду на балкон, курить опиум и ощущать себя где-то между, четырехлапым пауком в пустоте,

всего месяц только прошел, а я уже ломаюсь, честно философствую десятилетним разумом,

у неба, как и у бездны, есть дно, и это земля, это здесь, это мы,

и весь мир движется вокруг меня,

и я все никак не сдвинусь с места.

---

[nothing at all]

Именно это и позволило установить между нами отношения доверия. Отношения между Учителем и учеником – это совершенно особая связь, близкая к сакральной, не мне вам это объяснять.



S.S.

---

[вторник]

Кажется, это и впрямь был вторник:

мне достался журнал и почетная обязанность вести хронику семинара, а потому я была крайне занята розыском подсказок (а что вообще с этим делать?) и прилично себя ведущих ручек, а также проникалась важностью задания; люди все заходили и заходили, к нам пришли гости с двух других заочных семинаров, скромненько устроились позади и молчат; и кто только вздернул мою голову, как раз, чтоб увидеть... робко застывшую в дверях, готовую почти уйти, убежать, маленькую и угловатую, с проницательным и насупленным лицом, - черт, кто это?

Бледные джинсы, черная водолазка, нервные руки и надменно вздернутый нос, - вы зайдете, посидите с нами?

Она проходит куда-то назад, а я сижу на первой парте, я всегда там сижу, чтоб не видеть никого и чтоб меня не видел никто, и заходит Мастер, и моя рука вскоре немеет от быстрых строчек, и не до нее становится, но ближе к концу он сам приглашает ее включится в обсуждение, я не выдерживаю...

Леди, отвернитесь и замолчите, или я влюблюсь в вас сейчас же... уже ведь... вы слышите?

Ныряю в журнал, записать скорее, записать ее, черт - что это за неприличности в официальном документе? быстренько зачеркиваю, записываю все нужное в свою собственную тетрадь, ее слова - в журнал, и все движется дальше в вихре этой скорописи, и я прячу лицо в шуршавых страницах,

не оглядываться, не оглядываться, не оглядываться

увидеть того, о ком пишешь, того, о ком слишком много уже написано, того, с кем говорили ночами, надеясь: может, услышит, может, узнает?

Так что же делать?

А потом был дождь и все бумаги намокли, все буквы смыло на асфальт, и это ее лицо исчезло из памяти, я потеряла ее во время разговора с Мастером, и в лужах остались следы, и ее тонкие губы могли бы сжиматься все в той же насмешливой, чуть вопросительной кривоватой улыбке, которую я подсмотрела, нечаянно, неправильно обернувшись и вновь опустив голову, боясь своего откровенного взгляда и предательски подвижного лица.

Вторник. Второй семинар.

куритьосеньбезвыдохов

---

Во сне я узнала, что луна на самом деле всходит из поля, укутанного снегом. Снежный шар вдруг начинает светится изнутри, хлебно-желтым и одновременно бледным, и отрывается от земли и медленно поднимается все выше, выше, выше, и пальцами можно его достать, но никто не решается.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

- Привет, - сказала я. - Я - Снусмумрик. Скоро зима и мне пора уходить.

- Но ты ведь вернешься? - спросил он, вставая. - Весной?

- Если весна вернется, - ответила я и закрыла за собой его дверь.

---

- Как отдохнули? - спрашивает он нас каждый понедельник.

И мы молчим, запершись каждый в собственных воспоминаниях.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Dance, Dance, Dance!

Черт возьми, что это? Да - танцевать, много-долго - безудержно, танцевать, пока ноги не сведет судорогой, и рассыпаться по паркету смехом бисерным, и пальцами - по воздуху, боже, до чего он холоден, до чего хочется пить его, складывая ладони ковшиком...

Танцевать - джаз, по крышам каблуками, по проводам на мягких гибких носках, что это, что это, что это?

схватите меня за руки, остановите, я же сорвусь сейчас, рухну ниже пола, разобью колени, переломаю ребра... нет, не разобью, не приземлюсь, но упаду и не встану больше, - что это?

Бесконечными звонкими пальцами - пощечину зеркалу, пусть отвернется! - и вновь летящей походкой с трубы на трубу, бегом почти, и все в этой сладостной музыке, хриплой, старой; в ночи, из форточки в форточку, бежит током по проводам; черт возьми, остановите же, - jazz...

---

И кому только пришло в голову поместить старую сказочницу с безумно всклокоченными волосами в тело дурно воспитанной и уродливой девчонки-подростка, заставить жить чужой подростковой жизнью и запереть единственно нужную из тысяч других открытых дверей на ключ?

@музыка: Dead Can Dance - Tempest

---

Крылья – на каркасе из проволоки, крылья с вороньими перьями, - наверное, мне придется вшить их в спину суровыми нитками или чьими-то волосами, а потом долго отмывать кровь, чувствуя, как медленно растут новые кости, вспарывая неуспевшую зажить кожу, и терпеть дождливыми вечерами пасмурными неуправляемые сокращения растущих, сплетающихся мышц и жил, болезненно, медленно, спазмы - до самых кончиков.

Неважно, откуда они вырастут, эти крылья, - изнутри или снаружи.

Неважно.

---

Мы дети осени, и нам дозволено кричать вороньими голосами, зовя дождь, и поверять ей свои нехитрые тайны, не отрывая пальцев от подола ее плаща. Плечи ее - острые и белые, вечно скрытые под ворохом платьев и плащей, сшитых ветрами из мертвых листьев, лесных шорохов и дождей. А глаза ее то как ягоды клюквы средь мхов и бочагов, то как полуденное небо, пропитанное солнцем, но до чего же далеки они, боже, кто бы видел...

Осень стряхивает медную пыль с волос и неторопливо вынимает из рукава можжевеловые четки.

- Милая, осталась бы...

Осень гортанно смеется и ее сухие бесцветные губы покрываются кровоточащими трещинами.

- Умирать не больно, - говорит она, с нежностью вплетая в свои волосы птичьи перья, тонкие обломки ветвей и пряжу туманов. - Мы еще увидимся...

---

[О смерти]

В моей жизни бывали периоды настолько мучительные, что смерть мне казалась избавлением. Я привык не бояться ее и смотреть ей в лицо.

...Если бы мне не было жалко покинуть тех, кого я люблю и кто может еще в какой-то мере надеяться на мою помощь, я с любопытством ждал бы, когда и меня накроет та тень, которую отбрасывает приближающаяся смерть. Но мне не хотелось бы дожидаться этого "удара милосердия", который наконец наносит смерть, сперва долго поизмывавшись над нами. Я предпочел бы сказать "прощайте" своим близким, и пусть меня заменят мои веселые произведения...

... О смерти можно еще многое сказать, но меня изумляет, что столько людей вечно о ней думают - ведь мы постоянно носим ее в себе, так что пора бы с ней смириться. Чего, спрашивается, бояться ту, с кем мы живем и кто составляет неразрывную часть нашей сущности? Вот так-то. Но для нас привычно воспринимать ее как некую страшную сказку, судить о ней со стороны. Куда разумней было бы признать, что, родившись на свет, мы обручились с ней, и приспособиться к ее нраву, как бы коварен он ни был. Ведь она умеет заставить забыть о ней и поверить, будто она не живет в нашем доме. Каждый таит в себе свою смерть...

Она - в нашей юности. В нашей зрелости. В каждой нашей любви...

...Ее торжество наступает, когда нам приходит конец. И она может спокойно уйти, заперев нас на ключ.



Жан Кокто.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

...И Чимган освещает дорогу мою

И безумно, прекрасен собою



Вчерашний вечер еще отдается во мне. Такие тихие-тихие отголоски, как пряди тумана, ползут с затылка, заплетаются с волосами, кольцами - у висков...

Особенно эта странная песня, "Бричмулла". От чего ж так зацепило, ведь впервые услышала?...

А от внезапно случившегося "дурацкого", окрещенного гимном кришнаитов, я весь день сегодня фыркаю от смеха в семинарские тетрадки... И голос, надрывно-народный, и люди в темноте и их неумолкающие ладони...

Хелависа почему-то похожа словами на Янку, которая осталась без меня. Хелависа почему-то ужасно дорога всем, вчера собравшимся, и многим, не попавшим.

"почему-то" здесь, вообще-то, лишнее.

---

Устала быть вечно-голодной и вечно-сонной.

Очень.

---

- Все мои мысли сгнили, - сказала Мышь и отвернулась.

---

"Ты можешь отстраняться от страданий мира, это тебе разрешается и соответствует твоей природе, но, быть может, как раз это отстранение и есть единственное страдание, которого ты мог бы избежать."



Франц Кафка

---

Эхом бродит она по лужам в переулках города темного, никогда не улыбающегося, никогда не просыпающегося, город, застыв в полубредовом полусне, сети раскинул ласковы. Вечное неутоленное любопытничество, насмешливо,

тосковать о несбыточном

о, сколько меланхолии разлито в воздухе!

Она складывает ладони, чтоб умыть лицо этим лицо, и шагает дальше, втянув голову, опасаясь широких улиц и открытых окон.

Недевочка, недевушка,

что-то в черном, и ноги промокли.

Мимо твоего дома, хоть двери выломаны, а окна заколочены, мимо - а вдруг выйдешь? - хоть и следы твои давно уже стерлись, и деревья видят сейчас свою девяносто четвертую осень, твои ровесники

она ищет.



какое ей дело до того, что тебя вынесли из дому, когда она еще не родилась, и что над тобой могли бы расти вечноскорбящие кипарисы, если б гранит не обездвижил их, тонких.

какое ей дело, что в самом низу лестницы ее ждут странноглазые низкие, трое, и что ей на самом деле только кажется, что она идет вверх.

какое ей дело до того, что ей самой давно пора бы расстаться с этим ветрено-дождливым сном, перестать пугать прохожих отчаянным взором и отправиться считать сколько перьев потеряли чайки над волнами.



что ей; она ищет тебя переулками знакомыми и несет в руках маленькое пламя палых листьев, она давно хотела сказать, что у нее твое сердце.

---

Tabula Smaragdina

"Verum, sine mendasio, certum et verissimum. Quod est inferius, est sicut (id) quod est superius, et quod est superius, est sicut (id) quod est inferius, ad perpetranda miracula rei unius. Et sicut omnes res fuerunt ab uno, meditatione unius: sic omnes res natae fuerunt ad hac una re, adaptatione. Pater ejus est Sol, mater ejus Luna; portavit illud ventus in ventre suo; nutrix ejus terra est. Pater omnis thelesmi totius mundi est hic. Vis (Virtus) ejus integra est, si versa fuerit in terram. Separabis terram ab igne, subtile a spisso, suaviter, cum magno ingenio. Ascendit a terra in coelum, iterumque descendit in terram, et recipit vim superiorum et inferiorum. Sic habebic gloriam totius mundi. Ideo fugiat (fugiet) a te omnis obscuritas. Hic (Haec) est totius fortitudinis fortitudo fortis: quia vincet omnem rem subtilem, omnemque solidam penetrabit. Sic mundus creatus est. Hinc adaptationes erunt mirabiles, quarum modus est hic. Itaque vocatus sum Hermes Trismegistus, habens tres partes Philosophiae totius mundi. Completum est quod dixi de operatione Solis"



***

Одна из распространённых версий толкования надписей Изумрудной скрижали гласит, что на ней записан рецепт алхимической "Великой Работы" - т.е. рецепт получения философского камня.